Подходя к поляне, я услышал длинные пулемётные очереди. На окраине деревни был укреплённый дот. Пулемёт строчил почти без перерывов, не давая солдатам на поляне подняться в атаку. Совершенно не вписывающийся в эту картину человек в джинсах и светлой рубашке остановил меня на подходе к поляне:
– Здесь подожди пока. Ты к кому?
Я кратко изложил цель визита.
Ранее, в своей статье о Владе Галкине, я упоминал о тяжёлом труде актёров. Когда у меня появилась возможность пообщаться с ними лично, посмотреть на их работу и увидеть всё, что остаётся за кадром, я прибыл на место съёмок фильма «Дорога на Берлин». Хотя тогда мы не знали, какое будет название, проект все называли «Двое в степи». Других целей у меня не было и в мои планы никак не входило то, что произошло дальше.
Ко мне подошла Маша. Киношное имя – «Ваша Маша». Добрая и отзывчивая девушка-бригадир. Благодаря ей я и попал в это волшебное место, где даже убитые солдаты оживают после заклинания «Стоп», и погибают за Родину по несколько раз в час. Она показала мне где переодеться и (о, Боже!) получить ОРУЖИЕ!
Костюмеры, глядя на меня констатировали: «Русский» и выдали советскую военную форму времён Великой Отечественной. К слову сказать, чтобы стать «Немцем» мне не хватило килограмм десяти-пятнадцати живого веса. С помощью ассистентов я облачился в новый наряд и даже успел сфотографироваться. Если бы я тогда знал, насколько не колоритное это фото по сравнению с тем обликом, который я приму после первого же «боя»! Оружие выдавали как на войне, с кузова грузовика и только по паспорту. Потому, что настоящее! Патронов, разумеется не дали, хотя позже некоторым выдавали холостые. Стоя в очереди за ружьём, слышал усмешки впереди:
– А почему паспорт украинский?
– Я с Донбасса.
– Ополченец, что ли?
Дальше была короткая фотосессия с бронетехникой, полуторками и немецким мотоциклом. Разумеется, уже с винтовкой на перевес. Развлечения закончились, когда я вернулся на съёмочную площадку. Для первых минут в кадре, меня чуть подгримировали, чтобы слишком чистым не казался. Поскольку на тот момент я вообще слабо представлял, что надо делать, меня для начала «убили» и попросили лежать не шевелясь. Вновь застрочил пулемёт и по полю поплыл киношный дым. Кстати от настоящего он мало отличается. Я даже порохом пропах из-за него. Просто лежать на месте было совсем не интересно. К тому же мне нужно было быть ближе к главным героям, посмотреть насколько легко им даётся быстро вживаться в образы. Понаблюдать за ними в перерывах, отследить эмоциональную усталость. От одного дубля к другому, один из убитых советских солдат почему-то лежал в разных местах. А оказавшись рядом с главными героями вообще ожил. Пожалуй, это был единственный плюс массовой сцены. Впоследствии я в массовках не снимался. Как назло, объявили «обед», и все поспешили к полевой кухне. Еду на съёмках называют «кинокорм», за её скромность. Но здесь это выглядело интересно: каша в солдатской миске, всё как на войне. Прямо на траве стихийно возникла интернациональная столовая. Русские и немецкие «солдаты» обедали вместе, обсуждая последние дубли. Наблюдая за ними, я заметил, что по внешнему виду актёров можно легко определить какой день они здесь работают. Те, кто уже несколько дней ползал в окопах, бегал в атаку и участвовал в рукопашных боях, вели себя как матёрые бойцы Красной армии. Они не боялись снимать гимнастёрки с амуницией, зная, что уже умеют в случае необходимости, быстро всё нацепить как было. Они не придерживались жёстких правил работы на площадке и своим поведением больше напоминали старослужащих. Этаких «дедов», которые сами всё прекрасно знают, и никто им не указ. Те, кто первый день, и я в их числе, больше напоминали новобранцев. Однако царившая здесь атмосфера постепенно меняла нас. И после обеда этот процесс ускорился.
Часть бойцов дизайнерски разложили на поле в качестве убитых. Остальных построили в окопе и объяснили суть сцены: по команде своего «командира» мы должны выпрыгнуть из окопа и бежать через всё поле в атаку на вражеский дот. Глубина окопа метр семьдесят, как раз с мой рост. Длина поля около двухсот метров, жара около тридцати градусов, дублей около восьми. После третьего я заметил, что некоторые бойцы уже предпочитают остаться в окопе. А двое вообще дезертировали в ближайший лес. Перед съёмкой последнего дубля режиссёр скомандовал:
– Приготовились! Мёртвые лежат, живые живут!
– И завидуют мёртвым. – Точно подметил кто-то из «солдат».
И вот когда мы набегались так, чтобы зритель мог поверить, что мы правда «солдаты измождённые боями», режиссёр успокоился. Я подошёл к Амиру. Он играл одну из главных ролей. Заметив, что Амир не сильно запыхавшийся, я решил начать разговор. Сначала попросил совместное фото, потом о его роли, потом о российском кино… Забавно получилось, это была его первая серьёзная роль, и на проекте он сам просил известных актёров с ним сфотографироваться. А я был первым, кто попросил об этом его. Играть в этом проекте ему было не очень сложно. Характер Амира очень похож на характер его героя. Но вживался в военные годы он по-настоящему. Постоянно представлял себя на месте солдата тех лет, проживая таким образом две жизни одновременно. От финала своей роли Амир был в полной растерянности. Долго думал, как будет «это играть». Его партнёр по фильму Юра Борисов напротив, вживался в свою роль настолько, что мне казалось не всегда сразу приходил в себя по команде «Стоп». Очень интересно наблюдать за работой таких актёров. Сразу становится понятно, почему многие из них так рано уходят из жизни. Они реально переживают всё, что прописано в сценарии. Много раз в день!
Мы не являемся актёрами в общепринятом смысле этого слова. Хотя общество и заставляет нас играть определённые социальные роли. Мы сдерживаем свои эмоции, скрывая за масками истинные чувства. Всё это приводит к стрессам и медленному выгоранию. Как и у профессиональных актёров, в первую очередь страдает сердце. Не запускайте этот процесс и следите за психологическим здоровьем!